играли на моей совести, и как только меня посещала идея хоть на йоту отойти от их
планов, меня наполняло чувство вины, подавляя любые ростки бунта.
Один из таких ростков был связан с колледжем. В принципе, в этом не было ничего
запрещенного, пока родители знали об этом. Мне можно было посещать интересные
места, пока я отправляла бумажную работу людям, что были одобрены родителями.
Конечно, их пугала моя позиция, но не было сомнений, что они направят меня в нужную
сторону.
Шли весенние каникулы выпускного года, многие подростки обожали это время,
меня же оно раздражало. Ничего так и не было решено. Мать и Отец дали мне времени до
конца недели, чтобы выбрать себе колледж и основной университет. И это нужно было
решать.
Остановившись у стойки, я показала свою пожизненную карточку членства и быстро
прошла через веревочный вход.
- Здравствуйте, мисс Янг, - улыбнулся старый охранник. – На весь день?
Я покачала головой.
- На половину дня, Барни. Встречаюсь с девочками за ланчем.
- Мне подождать их? – спросил он.
- Нет. Сегодня я буду одна.
- Хорошо, - сказал он, поднимая веревку и пропуская меня, а потом тут же возвращая
ее на место и обращая внимание на туристов. Были и свои привилегии в том, что твои
родители ежегодно денежно помогали Мету. С детства мне посчастливилось испытать на
себе их денежные вложения, мудрость и опыт. Они были и любящими, если любовь
можно представить жесткой верхней губой гордости и одобрения. Но я часто была
одинокой и страдала от этого.
Когда я почувствовала острую необходимость в такой маме, с которой можно что-
нибудь испечь, я решила навестить свою бабушку по линии отца, что жила на небольшой
ферме в Айове, и родители навещали ее каждые два месяца. Когда они приезжали к ней, то останавливались в ближайшей гостинице и работали в комнате, пока я ночевала на
ферме.
Кстати о бабушках, очень оригинальная старая женщина сидела на скамейке
впереди меня, глядя на мою любимую картину, «Она никогда не расскажет о своей
любви», Генри Пич Робинсона. Фотография была спорной. Критики говорили, что она
была неприличной и неправильной, ведь фотограф запечатлел умирающую женщину, но
мне фотография казалась драматичной и романтичной. Говорили, что фотограф пытался
изобразить сцену из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Я знала цитату, описывающую
картину, наизусть:
Она молчала о своей любви,
Но тайна эта, словно червь в бутоне,
Румянец на ее щеках точила.
(Акт 2, сцена 4)
Угасание. От этого, видимо, умерла женщина на фотографии. И я поддерживала эту
версию. Смерть от разбитого сердца и есть угасание. Я представила ноющую боль, что
скручивается вокруг человека, как огромный удав, все крепче сжимаясь, разрушая тело, пока не останется лишь пустая оболочка.
И хоть я была заворожена фото, женщина, что смотрела на картину, меня впечатляла
не меньше. Ее щеки, как и тяжелое тело, обвисли. Пряди мягких серых волос торчали из-
под грязного берета. Она сжимала поношенную трость, которую уже давно использовали, и была одета в яркое платье с рисунком из бабочек, родом из 1970х. Ее ноги были в
кроссовках на толстой подошве. Женщина подалась вперед, выпуская трость и
поглаживая рукой подбородок, пока изучала фотографию.
Почти час я сидела в стороне, наблюдая за ней и набрасывая ее силуэт в блокноте.
По ее щеке сбежала слеза, и она сдвинулась с места, роясь в большой сумке в поисках
платка. Что вызвало ее слезы? Мне было интересно. Была и у нее потерянная любовь?
Кто-то не разделил ее чувства? Возможные ответы крутились в голове, пока я шла по
залу, стуча подошвой по мраморному полу. Заметив знакомого охранника, я остановилась:
- Привет, Тони.
- Как жизнь, мисс Янг?
- Все хорошо. Слушай. Мне нужно заняться серьезным делом. Есть здесь места, где
мало людей, чтобы я посидела там перед тем, как пойду с друзьями на ланч? Люди
отвлекают.
- Хммм, - Тони постучал по подбородку, и я услышала шорох, что означало, что этим
утром он не побрился. – Египетское крыло перегорожено веревкой, - сказал он. – Там
добавляют новые экспонаты. Но сегодня там ничего не будет. Босс на конференции, а без
нее ничего здесь не происходит.
- Так я могу пойти туда? Обещаю, что ничего не буду трогать. Мне просто нужна
тишина.
После долгих размышлений его лицо разгладилось, и он улыбнулся:
- Ладно. Но будь осторожна. Сядь так, чтобы тебя другие туристы не увидели, а то
захотят еще за тобой последовать.
- Спасибо, Тони.
- Обращайся. Еще увидимся как-нибудь.
- Обязательно, - сказала я и направилась к нужному входу, но остановилась и
обернулась. – Эй, Тони. Там у выставки фотографий пожилая женщина. Проверь, как она
там чуть позже? Она уже давно там.
- Хорошо, мисс Лиллиана.
- Пока.
Я прошла мимо стены с фотографиями и устремилась по ступенькам вниз к главному
залу. Средневековое искусство и Зал монастырей, полные гобеленов, статуй, мечей, крестов, образцов резьбы и драгоценных камней, вели в магазин при музее, а там и в
египетское крыло.
Пока никто не смотрел, я проскользнула через веревку. Несмотря на кондиционеры, древняя пыль была ощутима в воздухе. Перестановка в выставочном зале подняла тучи
пыли, придавая всем вещам эффект старины.